Прекрасный вечер, поволока пробуждения во сне поплыла, изображение сделалось пугающе чётким и реалистичным. Но беспокойства в самом деле не было. Наша маленькая кухонька на прошлой квартире (нет ни той кухни, ни той квартиры, всё уже снесено). Она заполнена... заполонена одним единственным человеком, человек этот... Александр Семчев. Тот, кто знает этого актёра, поймёт, почему я говорю «заполонена»: он едва помещается за столом, с удовольствием пьёт чай с чем-то очень вкусным и заботливо просит мою матушку присесть к столу, выпить с нами чаю и не суетиться, мол, он не такая уж важная персона. Природная скромность отличает этого широкой... натуры человека (так будет правильнее, точнее всего). Не сдерживаясь более, я, привстав, изливаю на него все те комплименты, что зрели во мне после «Белой гвардии»:
— Знаете ли, что за прелесть ваш Лариосик?! Спасибо вам огромное! Когда я смотрела спектакль, признаюсь, у меня возникло ощущение, что вы переиграли и Константина и Михаила, всех. Вы, вероятно, даже более разноплановый актёр, чем они.
— Ну что вы, что вы, Светлана! — с лариосиковской скромностью потупился он.— Это не так, вам только кажется...
— Я вас уверяю, это так, я это не из лести, я вправду так думаю...— с жаром заверяла я.
Не знаю, приснился ли ему наш разговор, или он был лишь образом, связующим звеном в дальнейшем развитии и так и не слышал от меня тёплых слов. Всё же я тешу себя надеждой, что он так же был там и, если даже не запомнил подробностей, проснулся с воодушевляющим чувством своей значимости.
— Не будем больше обо мне, Светлана, поговорим о вас.
— Обо мне?
— Да, вот я слышал от Константина, будто вы писали ему. Это так?
В этом сне это было именно так:
— Да, но. Я понимала, сколько у него работы. Если он не ответил — это такой вздор, что я и не надеялась. Это действительно сущая ерунда.
— Нет, вы не так поняли. Он хотел вам ответить, но он боялся, что емкость вашего ящика вам не позволит принять ответ. Он написал, но вы, видимо, так и не получили, да?!
— Нет, я не получала. Наверное, что-то с почтой. Пустое, это не важно.
— Я знаю, что вы хотели бы с ним пообщаться. А хотите....— повисла мгновенная пауза, заставившая моё сердце ускорить ритм вдвое.— Хотите, я позвоню ему и попрошу приехать прямо сейчас, и адрес ему скажу.
— Ну что вы, не надо, у него работы по горло. Разве можно...
— Нет, сейчас он не так занят,— и он уже набирал неповоротливыми пальцами на больших кнопках нужный номер (зачем я не присмотрелась, не запомнила порядка?! как глупо...).
Постоянный согласился мгновенно, тем более, что был поблизости. Когда он появился на кухне, я благодарила в мыслях и Семчева и Небо. Постоянный был здесь, всё остальное было не важно.
Он сел за стол, пил чай, мы о чём-то говорили, но всё это было второстепенно: он смотрел на меня, я на него. В его глазах читалась тревога, он запомнил меня, его тревожило моё появление, он не знал, как принять это, он не хотел мириться с тем, что я упорно вскрываю сны. Сейчас, вне зависимости от того, всплыло ли это утром в его памяти, он меня узнал и был почти что в ужасе от очередного моего появления.
— Что ж, приятно было познакомиться, но мне пора...— наконец услышала я его голос, который до этого был словно скрыт от меня беззвучным фоном.
— Я провожу вас,— я встала из-за стола вместе с ним.
Отчаянный взор его говорил, кричал: «не нужно!», вежливо вымученная улыбка давала понять, что он подчиняется: это сон жертвы обстоятельств, из тех, в которых ноги словно ватные и от погони никак не уйти. Наступило смирение перед неизбежностью. Но оно было ЕГО подарком мне: развлекайся, Лири, он твой...
Лестница была нашей нынешней лестницей, а лифты нашими лифтами. Но, кажется, моя квартира заведомо забралась много выше, чем ей положено. Словно в таймере бомбы, время было рассчитано и уже запущен его обратный отсчёт. Грузовой лифт, который как раз сломался в реальности, во сне безотказно сработал и раскрыл нам свои двери. В молчании мы оба вошли в него, его створки стали для Постоянного чем-то вроде тюремной решетки, со скрипом захлопнувшейся за ним. После недолгого молчания, он впервые взглянул на меня открыто:
— Я знаю, вы собираетесь в путешествие. Я подумал, что мог бы помочь вам. Я мог бы вас финансироваться. Сколько вам нужно? — «чтобы вы оставили меня в покое» мысленно закончила я его реплику, наблюдая за тем, как он лезет в бумажник за тысячными купюрами. Остановив его руку, я порывисто мотнула головой:
— Не смейте, я у вас ничего не возьму. Думаете, я не знаю, что ваш дом...— я осеклась, боясь его чем-то оскорбить. Видно было, что его гордость сейчас была уязвлена необычайно, превратилась в зияющую брешь, не способную больше сопротивляться. Не время было напоминать ему о долгах, о продаже дома. Говорить с ним о жене я и в мыслях бы не рискнула. Лишь добавила многозначительно:
— У вас и без того много трудностей...
— Я, всё же, прошу вас взять у меня эти деньги.
— Нет,— я снова отстраняла его руку, он сопротивлялся, но уже с трудом.
— Оставьте это...— шептала я.— Ну я прошу вас, ну ради вашего сына... ну....
Что-то сдало. Его глаза наполнились слезами, он опустил голову низко-низко, чтоб я только не видела этих скупых слёз: стыд и безысходность снедали его. Всхлип мгновенно потонул в глубине его груди, но всё же раньше он коснулся моего слуха. Боже, ну почему он так непонятлив: разве он может допустить, что я какая-то там фанатка, не дающая ему покоя по ночам?! Разве нельзя было уяснить, что я от всей души желаю помочь ему.
Я не удивлялась, что лифт по-прежнему ехал так, словно вовсе и не двигался с места. Голова Постоянного была уже на уровне моего плеча, и лёгким движением я привлекла его измученное тело к себе:
— Ну, ну, ну... ну что вы? Что?
— Оставьте меня, я вас прошу. Вы же можете просто исчезнуть сейчас... мне нужно в другой сон, нет... лучше, лучше вовсе без снов. Я прошу вас, ну я прошу...
— Постоянный, я здесь только потому, что вам, именно вам нужна моя помощь. Если бы я могла это решать... меня бы не было тут, я не маньяк, понимаете вы?!
Он поднял на меня раскрасневшиеся глаза с остатками влаги. Он смотрел, не понимая, что он должен делать.
— Просто вы несчастны, понимаете?! — пыталась объяснить я.— Несчастны, а так больше не может продолжаться. Вы, ведь, понимаете?! Поэтому я здесь, и я буду здесь, до тех пор, пока ОН не поймёт, что я вам больше не нужна. Вы носите этот крест много лет. Понимаете?!
Кажется, он понял лишь наполовину. Это был ступор: он уверился, что я порождена его собственным подсознанием. Я понимала, что не оставлю его даже после сегодняшнего: мне не дадут, я не имею права. Я снова делалась ангелом-хранителем, астральным помощником, не знаю чем. Но это не моя инициатива, никогда она не будет моей...
Не зная, что поделать с видением, как любой мужчина, Постоянный думал не долго: закрыв глаза, он стал целовать меня. Мы целовались в углу грузового лифта. Целовались долго, влажно и упоительно. Я никогда прежде ни с кем так не целовалась: потому что мне впервые была всецело приятна эта близость. Я острейшим образом ощущала влагу его губ и понимала, что не остановлю его. Пусть он целует меня вечно... хотя это не выход. «Нет, теперь никак нельзя его оставить»,— думала я, уже переступив грань сна, выпав в реальность с неохотой и трепетом...
@настроение: воодушевление
@темы: Письма никому, ломанная линия, это ОН так шутит, От Небесного информбюро, грезы под сенью крыл