I dream of fire
These dreams are tied to a horse that will never tire
And in the flames
Her shadows play in the shape of a man's desire (c)Sting
Под закрытые веки стал просачиваться дрожащий рассветный луч. Нежно розовый свет заполнял комнату. И необычный запах, неизвестно откуда. Запах костра и серы. Нет, это не рассвет. "Sire...",— вымолвил только растерянный Коленкур, не сводя испуганного взора с картины, разворачивающейся за окном. Как мы пережили эту ночь, спрашиваю я себя теперь и не нахожу ответа... Когда мы выходили из комнаты, мне показалось, в ней со звоном лопнули оконные стёкла...
Прочь из Кремля... Шум огня оглушал, в нем утопали крики... Помню, продираясь сквозь вьюгу черных перьев пепла, мы шли через рушащиеся своды и перекрытия. Мы дышали серо-чёрным дымом. Я узнал, что бедняга Удино уж в сто первый раз был ранен, теперь горящей балкой. Направо от себя я увидел, как горящий французский солдат, мой солдат, в отчаянии прыгнул с Кремлёвской стены вниз, и упал в реку со страшным воплем, нечеловеческим криком страдания, болезненно врезавшимся мне в память... Всё время забывал переставлять ноги, впереди нас ждала почти сплошная огненная стена. Надо было послушать офичеров и уйти раньше, чего я ждал? Я не верил, что этот прекрасный город в огне. Я не мог поверить ни глазам, ни ушам своим... не мог..
«Attention Sire! Votre cheveux!», — послышалось сзади. Я потушил пальцами загоревшуюся прядь волос на голове, обжёг пальцы. Я двигался молча среди взволнованного штаба. Коленкур немного опережал меня. Мне это было бы забавно, его неукоснительное следование регламенту, но... не сейчас, сейчас мне было страшно... Боже, как было страшно, но никто не догадывался. Моё лицо словно окаменело, как глина, обожженная в печи, я это чувствовал. Жар обдавал кожу, капли пота катились по вискам. На пути вырос огонь и, не задумываясь, я перепрыгнул. «Capote!!!», — крикнул кто-то из сопровождения. Неотступно следовавшие за мной офицеры стянули с меня шинель и затоптали занимавшееся на ней пламя... Такой короткий мост, такой тяжкий путь...
Стоя на берегу Москвы-реки, готовый сесть в седло, я пожирал глазами пожар, пожирающий город. Три четверти Москвы выгорело дотла. Коленкур терпеливо ждал моего движения. Наконец я нашел в себе силы подавить страх, парализовавший мою волю. Вмиг оказавшись в седле, мы устремились по горящей Тверской... теперь она уже никогда не будет прежней... Не помню, как мы добрались до Петровского Путевого. Во рту остался осадок гари, голова гудела, но усталость победила всё, и я забылся сном...
Проснулась... Всё как прежде, какая ужасная ночь, как будто не спала, а перетаскивала раненых на себе... Никогда не увидеть больше зрелища более ужасного и более величественного...