Вернувшись в Тюильри, в объятья к жене, я потерял сознание.Тогда бы я не признал этого, но теперь... да, я был болен, меня терзала лихорадка, всю дорогу от Варшавы я ощущал, как мной овладевает как будто незнакомая мне болезнь, вывезенная из России напоследок.
Сначала я долго падал... потом я осознал, что не падаю, а бегу, бегу по лесу-бурелому, заваленному сугробами. Я был волком, убегающим от стаи гончих собак, которые то истошно лаяли мне вслед, готовые настигнуть меня (такое бывает во сне), то кричали что-то по русски, голосами казаков... я выбросился в бег, но дорогу мне преградили другие волки. Они были чужие, они были белые-белые. Они бросились на меня, и все погрузилось во тьму... затем я плыл кровавой рекой, а потом...
Потом я как будто очнулся....
На горизонте садилось солнце, и все было залито его багряным светом. Я стоял на коленях. Я находился на каком-то возвышении, похожем на холм или гору. Вокруг меня толпились римские легионеры. «Распять его! Распять!»,— раздавались крики их на латыни. Я приподнял голову и осмотрелся: их лица были искажены злобой, один из них ткнул меня пикой в грудь. И я почувствовал боль во всех членах, вдруг осознав, что запястья мои проткнуты насквозь кольями и прибиты к кресту. Деревянный крест за спиной моей был неотесан и безжалостно раздирал кожу, ведь я был полунаг.
Вдруг легионеры расступились и пропустили вперед его. Я сразу узнал его, он был такой, как я видел на иконах еще в детстве. На голове его был терновый венец, и весь силуэт его светился золотистым светом. Он приблизился ко мне, и от чего-то очень испугался его прихода:
— Нет! — закричал я.— Я не верую! Не верую!
— Все мы веруем,— ответил Иисус.
— Меня распнут?! — спросил я, пытаясь встать, но меня снова пронзила римская пикой. Я мог лишь поднять глаза на него.— За что? Ведь распинают святых. Я не святой, тебе это известно.
— Конечно, ты не святой… Тебя распнут за твои прегрешения. Человек слаб и не может вершить судьбы других людей. Ты не понимал этого, не стал останавливать кровопролитие тогда, когда это было возможно, а решил воспользоваться им. И теперь уже поздно что-либо исправлять. Но и этого тебе было мало. Ты мечтал о моих лаврах — я сам отдаю их тебе: пусть они будут твоим наказанием,— с этими словами Иисус снял с головы свой венец и занес его над моей головой.
— Я не заслужил этого! Я хотел только счастья для всех, ты же знаешь… Я не помышлял о твоем венце, пожалуйста… Я умоляю вас, дайте мне иное наказание. Дайте быстрой смерти,— я пытался увернуться, противиться, но Иисус с блаженной улыбкой все же возложил венец мне на голову.
Шипы вонзились в мой лоб и затылок, и я почувствовал, как капля теплой крови покатилась у меня по виску. Иисус еще раз улыбнулся и, перекрестив меня, поцеловал. Я был ошеломлен.
— Что бы ты ни делал — тебе не удастся избежать мученичества. Но, вынеся его, ты будешь прощен и принят в царство Господне. От детей своих раскаявшихся да не отвернется ОН! Лишь искренняя вера в спасение может сохранить твою душу, помни об этом,— проговорил Христос.
Я ничего не успел ответить: я онемел, лишился речи и ничего не мог из себя выжать, как ни силился. А Иисус уходил, он смешался с толпой легионеров. Я старался не упустить его из виду, хотел что-то крикнуть ему в след — не мог. Иисус вдруг остановился у женщины в длинном черном плаще, лицо ее было скрыто капюшоном. Он что-то говорил ей, а она едва заметно кивала. Поклонившись друг другу, они разошлись. Иисус исчез в толпе. Она же взошла на холм и стала внимательно наблюдать за мной. Я не видел глаз ее, но чувствовал на себе ее взгляд, будто обостряющий страдания мои.
Крест подняли, воткнули в землю и кольями прибили к нему мои ступни.
Все вокруг стихло, люди разошлись. Один я висел на кресте лицом к заходящему солнцу. Кровь стекала горячим потоком по членам моим. Небесное светило уже почти совсем село, боль раздирала меня изнутри и снаружи, силы мои иссякали... К подножью моего креста пришла женщина в струящихся до земли нежно-голубых шелковых одеждах. Подняв глаза, из-под покрывала глядя на меня, она начала умолять о чем-то. И мне показалось знакомым ее лицо. Я из последних сил прислушался, женщина продолжала:
— Mein Herr, узнайте меня, я умоляю вас. Это я — ваша Мария. Очнитесь.
Я узнал жену…и очнулся в постели, сразу увидев ее перед собой.