Пока же я обожаю его настолько, что это причиняет мне почти физические страдания. Без его музыки я, кажется, не живу. Я бы могла уже загрузить в свой плейлист что-то другое, но моя рука сама привычно заходит в раздел с его песнями и... «не кончается пытка»... Вот, можно было бы хотя бы новый альбом Пикника для разнообразия послушать... Нет... никаких сил... его музыка переполняет моё существо. Когда я смотрю на него или хотя бы слышу его голос — мне хочется обнять его всем телом и крыльями так, чтобы ни смерть, ни тлен не прикоснулись к нему никогда; так, чтобы слиться с ним совершенно и почувствовать себя человеком, почувствовав себя им...
С детства это живёт во мне, просто я не знала этого так же, как долго не знала, кто я и зачем. Играя его песни, я ощущаю недостижимость его совершенства. Смотря на него, я могу расплакаться, но мои слёзы сродни слезам Мефистофеля, отпускающего Фауста на небо с ангелами... Но я не хочу брать у него автографов... потому что это было бы так ничтожно по сравнению с тем, что я испытываю...
Если мы ляжем спать в одно время, а это возможно, пока он в Европе, а не в Штатах, я обязательно прокрадусь в его волшебные сны, похожие на медитации, где тёплый, как песок, снег лежит на берегу осеннего моря Ньюкасла. И под холодными бризами и брызгами волн, я буду идти молча след вслед за ним, в полной тишине, наслаждаясь музыкой, которую всё ещё рождает его мир, но которой он не может вспомнить, проснувшись... Там он выглядит таким усталым, немолодым, но настоящим... и он чаще улыбается...
Отчего твой берег так пуст, а твоя Цитадель так неприступна?!