В пять утра уже начинает потихоньку светать, пространство становится из кромешно черного голубоватым (вспомнились светофильтры Симоно, по понятным причинам). Выходишь в исполненную утренней свежести лоджию с чашкой горячего зеленого чая. Молча пьёшь чай, вслушиваясь в многоголосые трели птиц: у них уже утро. Они так звонко переливаются, что странной кажется полная тишина и безучастный сон людей. Да... «труби, Гавриил, труби...»(с)
Эти птицы и это иссиня свинцовое небо мне очень многое напомнили. Мне вдруг опять ясно представились парижские улицы и стало невдомек, почему я собственно здесь и одновременно в этом волшебном мире воспоминаний. Мысль о бородинском поле вонзилась в мозг припасенным кинжалом: мне срочно нужно выбираться в эти просторы, вселяющие ужас... но до сих пор потрясающие...
Я легла в кровать и, постаравшись забыть про зарницы, уснула. Но уже в шесть утра Маршан поднял меня и стал меня мыть. Это было так же реально, как необходимость подняться в это утро и спешно закончить работу. Впрочем, теперь-то я понимаю, что спешка вовсе излишня, не нужна никому, кроме меня. Сейчас сон берет своё, натыкаюсь на стены в собственной прихожей в полудрёме, бормоча по-привычке no-no-no, moi-même... И иду на ощуп вдоль стены, как когда-то...