Say goodbye...
Сначала был его запах. Затем тепло рядом. Я, как была, в одной рубашке и трусиках, звонила в дверь, переступая босыми ногами по грязному полу подъезда.
Шорох за дверью.
— Вы мне не откроете?
прислушиваюсь, вместо ответа поворот ключа, щелчок задвижки. Добротная дверь.
— Добрый вечер, Константин.
Стоит в дверях. Хороший махровый халат: мечта или реальный?! Смотрит. Вот, умеет же он безучастно смотреть. Знал бы он, каких трудов мне это стоило... сгибаюсь пополам, перед глазами всё плывет, ноги подкашиваются.
— Вы не разрешите мне войти?
— Что с вами? Вам плохо? Вы пьяны?
— Если бы,— из последних сил встав, пробираюсь в дверной проем, он не препятствует, не может. Я не вамп, мне не нужно разрешения.— Я не пьянею никогда... наркотики на меня не действуют... вы не будете против, если я прилягу тут.
Падаю на просторную кровать у огромного окна. Поднимаю голову ехидно:
— Классная у вас квартира была, но эта-то наверно последняя, которую я увижу...
Да он в недоумение! Мда... память штука такая, штука мне не понятная. Но заставить себя запомнить так же трудно, как заставить забыть. Они хотя бы иногда упиваются выбором, интересно?! Или все привилегии рано или поздно становятся естественной нуждой?!
— Что вам нужно? Вы кто?
— Вы меня опять забыли...
— Я вас не знаю. Кто вы?
— Кто я? Я...— скинув рубашку, я чувствую привычное движение за спиной.— Понимаете, я...
— Боже...— срывается у него с губ, когда он неотрывно смотрит мне за спину.
— Вы что? Вы их видите?!
— У вас крылья! Это нас...— но он обрывает свои сомнения на полуслове, когда видит, как я расправляю их, обдав его холодом, и плавно складываю их за спиной.
— Вы никогда нас не видели прежде?
Мда, судя по его лицу, он нас никогда не видел. На лице у меня какая-то дурацкая ухмылка: каждый раз, как вижу его этот увесистый православный крест, на этой мужественной еврейской груди, под этим чисто вампирским лицом, мне делается нестерпимо смешно))
Правда мне тут стало его жаль. Он так тяжело рядом опустился, наклонил голову, какой-то напряженностью повеяло.
— Как сегодня Турбин? — плохая попытка.
Он вскинул голову, на минуту удивился, хотел ответить — не стал.
— Я закурю, вы не против?— вот этот его холодный взгляд, который всегда безуспешно скрывает страх под маской мужества, мне никогда не нравился.
— Мы у вас в квартире...— киваю, жду...
Зажег сигарету, затянулся. Выпустил струйку дыма с тяжелым выдохом. Молчали. Прищурился, окинул комнату взором:
— Я что, скоро умру?! — тут я не поняла, это вопрос был...
— А вы что, хотите умереть?
Вот это был классический поворот головы и классическая улыбка, сдавленным голосом, но с боязнью во взгляде:
— Нет...— там ещё было какое-то придыхание, так хорошо мне знакомое и голос утонул в груди...
Кивала, кивала. Так-так, и что мы теперь делаем.
— Вы не знаете, кто я, да?— он едва заметно качал головой, неотрывно глядя на меня.— И собратьев моих вы не видели?
Я поняла, что он смотрит мне на спину, пытаясь увидеть, пришиты у меня крылья, или это механизм такой. Он, наверное, не понял, что спит. Хотя в этой квартире уже не живёт. Оскорбившись недоверием, я добавила:
— И рядом с вашей супругой, Анастасией, вы тоже их не видели, да?
Он молниеносно перевел взгляд на моё лицо и побледнел. Вот! Теперь всё, как и полагается его породе: ладони холодные, лицо бескровно белое...
— Константин, знаете...— я опустила взор, чтобы не читать его, сознательно. Мне захотелось быть откровенной.— Вообще-то, ваша природа предписывает вам пить человеческую кровь...— удивить его глубже, чем он был, было трудно, поэтому на лице его уже застыло самое глубокое из возможных удивлений, поэтому углублялось оно только в его душу...— Но вам повезло: у вас родился живой сын, для вампиров это редкость. И семитская кровь в вас возобладала...
Он машинально стал нащупывать на груди крест, попутно стараясь унять сердцебиение (мда, как моя матушка).
— Стоп-стоп, вы читали Лукьяненко, так что не мне вам объяснять, что всё это бред. Вампиры давно ходят увешенные крестами и серебром, и ничего. Дело не в этом. Вы чуть не натворили глупостей. Я вам уже сообщал об этом, но вы забыли, Константин. Я вам напоминаю.
— Чего вы хотите? — никогда не видела его таким напуганным, даже голос его не слушался, стал совсем тихим.
— Я? Лично я ничего не хочу. Но Иерархи, которые за вами наблюдали, прислали меня к вам.
— Кто послал?
— О Боже...— вздохнул ангел и пустился в максимально краткий экскурс о небесной канцелярии и с самого начала рассказал всю историю. Как обычно с Козерогами, не понятно было, слушал ли он меня. Особенно когда в середине он прервал меня:
— Я не мог вас видеть раньше?
— Конечно... в партере, в первом ряду...— уверено подтвердила я.— Помните, когда Мекки присел на корточки в стеклянном аквариуме и посмотрел в зал...
Я сама себя прервала, потому что его глаза внезапно расширились.
— Вы следите за мной?! Что вам нужно?!
— Мне?! Я ещё раз вам повторяю, мне от вас не нужно ничего. Всё, что от меня требовалось, я сделала. Я просто пришел вас проведать. Как вы?— улыбка получилась больно издевательская, учитывая предваряющий разговор.
— Нормально... вроде бы,— нет, это потерянный тип!
— Вы счастливы?
Давно затушив сигарету, он сидел теперь, втягивая воздух ртом и косясь на меня как натуральное настороженное парнокопытное...
— Да...нет... я не знаю, разве я могу это сказать?!
— Тааак, хорошо. Давайте по-другому. Вы довольны собой?
— Доволен?
— Своей работой вы удовлетворены?
Если бы он мог, он бы проснулся, конечно, если бы не спал так глубоко, крепко и не забыл, что спит. Отведя взор, он водил глазами по полу, будто человек, ощущающий медленное начало действия какого-нибудь наркотического средства:
— Я не знаю...
— Иерархи знают. Нет, вы не довольны собой, нет, вы не счастливы. Так вот...— стараясь подавить нравоучительные нотки продолжала я.— И Они и я, насколько мне это позволено, рекомендуем вам пересмотреть свои взгляды на жизнь и прежде всего изменить вашу самооценку. У вас есть два года, чтобы смириться с тем, что...— я заглянула ему в лицо, вплотную приблизившись к нему.— Вас лЮбят... понимаете?! Вы любимы. Мы настоятельно вам рекомендуем принять это как данность. Вы меня понимаете?
Он очень тяжело дышал, его обуревал страх. Мне стало его жаль, оцепенение это было только стремлением очнуться. Обвив руками его голову, я привлекла его к груди и поцеловала в темя:
— Господи, освободи от страданий, спаси и сохрани!
Просветлённым лицом, по которому катились крупные слёзы, он обратился к окну, огромному распахнутому окну, из которого открывался превосходный вид на ночную Москву. Лёгкий тёплый ветер развивал занавески и мою рубашку, играл в перьях. Последний раз встретившись с ним глазами, я улыбнулась и прошептала: «Вы будете счастливы!». Распахнув рывком крылья, я выбросилась в окно и последнее, что ощутила за спиной, это движение ветра, который увлекал за собой моего подопечного, ринувшегося к окну, смотревшего мне в след.
Полёт был лёгким и стремительным. И лёгкость была в душе...